воскресенье, 21 октября 2007
Он сидел, упираясь подбородком в сцепленные руки. Такая привычная поза. Помнишь догонялки, «я в домике!»? Только с годами домик разползся пристройками, надстройками и подвалами, превратившись в настоящий замок.
читать дальшеВокруг, плавно обтекая островок, торопилась река, цепляясь гибким водным телом за камни, возмущенно пенясь, трепала грязно-зеленые лапы водорослей. А многопалые лапы все тянулись и тянулись вперед, будто ловили кого-то.
Чуть прищуренные глаза кажутся настороженными. Из укрытия удобно выглядывать. Заслоненный ото всего, ты кажешься себе могущественным. Пусть думают что хотят. Пусть опасаются. Потому что за полукольцо этих рук входа нет. Свысока удобно. Свысока не страшно.
Но он ничего не видит. Не видит зеленоватой желтизны солнца, муравьев, деловито пинающих к холмику серую соломину, блекло-синего цветка на тонком стебле, который с каждым порывом ветра ложиться на землю, но только тот стихнет, упрямо разгибается заново. Неправда ли, есть желание помахать перед застывшим лицом рукой? Что бы ушедший в себя вернулся, хоть обозлился бы… Но он все так же невидяще смотрит внутрь. И будет смотреть — теперь махать некому.
Дождь. Капли стекают под воротник, катятся по лицу, прилизывают волосы. Почему же мокрый, он кажется маленьким? Потому что вышел из оцепенения и зябко ежась, обхватил руками колени? Дождь вперемешку с солнцем, река покрылась серебристой рябью, будто загустела. Он жмурится от блеска, утыкаясь носом в сырую жесткую ткань, но перед глазами остаются светлые блики. За кольцо обхвативших колени рук не пройти никому. Не впустить чужого тепла. А свое поздно держать, утекло. Зачем же тогда? По привычке? Себя он тоже туда не пускает. Боится… себя…
Пятно. Бурое, с неровными краями, эдакая развалившаяся на камне кособокая многоножка. Многим знакомо, когда в голове крутится пустое «не думать», ты зацепляешься взглядом за мелочь, а мелочь начинает раздуваться до проблемы, проблему разносит до катастрофы.
Его брезгливо передергивает. Он расцепляет пальцы. Белые пальцы с красными от напряжения полосками. Давно были сжаты. И крепко. Трет край рубашки, но пятно прочно въелось в ткань, обволакивая каждую нить. Трет. Пятно бледнеет, но расползается еще больше. Мокрая рубашка липнет к телу. И пятно это липнет. Он медленно стянул рубашку и уложил на траву позади. Закрыл глаза. Противно.
Вздохнул, едва касаясь кончиками пальцев, провел по плечу у самой шеи. Потер сильнее. Ухмыльнулся. Потом долго смотрел на раскрытую ладонь. Белую, без пятнышка, только линии полученные от рождения и тонкие шрамы. Губы беззвучно прошептали такое привычное им слово, с такой привычной насмешкой... Только теперь оно звучало внутрь. Самому себе. 
@музыка:
Arkenston
@настроение:
у меня его просто нет