Нейсмит - это маленькая дрянь с мозгом, укрощать бессмысленно, пороть поздно (с)
Отчет.
Часть первая. Столичная штучка и тесные штаны.
Первый вечер в Эйнрехте едва не закончился конфузом. Бриджи от красного парадного костюма оказались порядком тесноваты, то ли усохли пока я носил военную форму, то ли я располнел валяясь раненым. На обеде у кесаря я понял, что больше всего на свете хочу расстегнуть пару пуговиц, и многие части моего тела не одобряют попытки затянуть их как следует, все же не дама и к корсету не привык. Не даром я всегда говорил -столица - что тесный костюм, ни руку поднять, ни ногой дрыгнуть.
Обед у венценосного дядюшки был уныл. Я отвык от возвышенного поглощения вина в дипломатическо-дамском кругу. Это не удержало от участия в беседе про оперу, балет и национальный дриксенский стиль в искусстве. Выдали патриотичное предложение записать в балетную труппу гренадер в лосинах, а тему балета взять героическую, военную. Чтоб как в опере. Только смысл? Я бы лучше вокруг плаца трибуны построил. Пусть дамы приходят на маневры посмотреть, солдаты больше стараться будут.
читать дальшеКогда разговор о балете начал вязнуть в зубах и я хотел попросить посла гайифы показать нам несколько па, дабы мы оценили новое искусство, вошел секретарь кесаря. Вести Ригер принес хреновые. Когда услышал о смерти фельдмаршала Бруно, то так бокал вина залпом и выпил. А хотелось касеры. И бутылку. Никто здесь не знает как именно тебя потрепало, Штефан. И чем за то, что ты здесь сидишь живой платит Дриксен.
Дальше, хоть кесарь и попросил продолжать беседу будто и не было ничего, я осадил ближайшие графины с вином, и пока не осушил оба не успокоился. Да только вино это в горле застревало, как и разговоры. Особенно под взглядом талигойского посла. Если бы я умел взглядом убивать, так наизнанку бы уже его вывернул, после того, что они с Бруно сделали, сидеть с талигойцем за одним столом мерзко. Пьяным себя не чувствовал, но штормило знатно. Сказал дядюшке, что не желаю войти в историю как гость, окончивший обед под столом у кесаря. мне и правда было порядком дурно. Был счастливо отпущен и препровожден за ворота дворца Ригером, который видимо боялся, что я отказавшись закончиться под столом упаду в особо ценный кесарский куст. Ну и леший бы с кустом, главное не в розы.
Вывалившись из плена куртуазных бесед я обрел третью ногу. Спасибо прекрасной Фредерике Амади за подарок. Трость-клинок с головой змеи была великолепна сама по себе, не считая того, что для меня хромого оказалась вполне приятным оружием. Моя жизнь стала куда устойчивее. Не могу понять. что с меня этой женщине, откуда ее хорошее отношение.. неужели от увядшей так давно нежности? Я склонен забывать женщин, но не забываю добро. Однако, она сделала за эти годы для меня больше, чем я смог бы помочь в ответ.
Валяться дома моральных сил не было. После сообщения о гибели Бруно, я понял что налижусь этой ночью вдрызг, но выпил полтора литра и остался трезв. Только ноги спотыкались больше обычного, а голова как была на плечах, так и болталась трезвая. И злой трезвый внутренний голос тыкал меня носом в предательство, как кухарка тыкает котенка носом в говно. Сломался под пытками - не отговорка, мог бы и сдохнуть. Решил пойти в салон Фредерики, там явно удасться набрести на пьющую компанию и незаметно забыться.
В салоне ко мне привязался Вилльбуа. Разговоры про плен приобретали угрожающую частоту. ДА, какой то идиот раззвенел, что убегая из плена, я едва не отгрыз себе ногу, но простите, я не был в плену. Меня нашли на опушке леса, полуживого змея-подранка. Как я устал врать в глаза. Но этот явно знает больше, чем говорит. Кто взял мое кольцо? кто знает, что я был по ту сторону фронта? Что вся моя хромота и нежно-зеленый цвет лица - попытки талигойцев вывернуть мое бренное тело наизнанку? Почему бы и не Вилльбуа.. только чего он хочет? Сначала узнать. Прибить потом.
Фредерика увидела как я закипаю в разговоре с Вилльбуа и поспешила разбавить нашу компанию, как дуновение ветра в окно жарко натопленной спальни. Она была права - еще немного и я бы с пьяных глаз предложил талигойцу постреляться. Фехтовальщик из меня еще долго будет хреновый. При ней беседа покрылась плесенью куртуазности, посол Талига заскучал и удалился в поисках более безопасной жертвы для развлечений. Я остался в салоне, смотрел на танцующих, постукивал по полу тростью, говорил о ерунде с Варданом Амади, продолжил надираться и надоел всем включая Фредерику настолько, что когда тихо изчез за дверьми, никто не сожалел.
В былые годы я никогда не останавливался у матушки, а снимал этаж доходного дома. С семьей под одной крышей все одно, что на скотном дворе - топчутся, бодаются, блеют, а тут еще и Фельсенбург со своим стадом присоединился. Ни дна, в общем мне ,ни покрышки. Но сейчас выбирать увечному не приходилось, спасибо что накормили, обогрели и не особенно надоедают расспросами про здоровье. Жив я. Остальное приложится. Научился издеваться над особенно неугодившими гостями и родичами - шел впереди по лестнице, поднимаясь на каждую ступеньку в три приема . Идешь и спиной чуешь, как они сзади раздуваются от нетерпения. Ничего, господа, терпение - одна из добродетелей, вам создатель в рассветных садах зачтет.
Вечер шел своим чередом, секретарь герцогини переписывал мои дурные политические вирши, которые я строчил для матушки. Вот уж не думал, что я могу сочинять столько похабели километрами, надо было пойти писать срамные книжки для солдатского досуга, ибо драматурга и стихотплета из меня бы не вышло, а вот автор " народных" песен в самый раз. Если что " Эх, яблочко" придумал не я. Но про две трети остальных народных, вы поняли, кто виноват).
Спустился опять в гостинную, спать спьяну не хотелось хоть убейся. Подарил дамам гроздь багряноземельских фруктов, но они не одобрили и разбежались спать. Фруктов было жалко - они, несмотря на характерно неприличную форму вкусные. На веранде брат спаивал тощего паренька из ТК и какого то рыжего повесу - я такого раньше в столице не видел. Может быть, он предпочитал пить в более изысканном обществе, чем армейские. С ними пытались вернуть беседу в приличное русло Фредерика и ее помощница, Фрида. Я был пьян. Я был счастлив. Меня наконец то попустило терзаниями. Я не хотел думать о предательстве, кесаре и веревке на шее. Даже ногу дергало меньше обычного. Притащил гроздь пресловутых фруктов, предложил всем желающим, забрался в три приема на перила и удобно расположившись, наблюдал за тем, как Фредерика смущает рыжего поеданием фрукта, а мой братец неодобрительно смотрит как я покачиваюсь на насесте, с бокалом вина в руке. Балансировал я, учитывая мою координацию виртуозно. За жизнь! За жизнь, дорогие мои. Больше ничто в мире не имеет такой цены, как она проклятая. Это вам любой военный скажет. Тут каждому вздоху учишься радоваться.
Однако, и эта компания начала расползаться спать. Штефан пьяный, как известно от Штефана трезвого отличается тройной страстью к приключениям. Когда она овладела мною в полной мере, я обнаружил себя поющим середнады под окнами фрейлин моей матушки в компании того же парнишки из ТК и рыжего разгильдяя фок Йенса. Приличные песни как на зло из головы вылетели, а лезла туда всякая армейская похабень.
по полю пушки грохотали
солдаты шли в последний бой,
а молодого капитаааана
в рассол макали головой.
Появления в покоях у дам моей матушки избавило их от моих попыток облобызать очаровательную ножку и заставила нашу компанию тактически отступить на дорогу к озеру. В руках у меня осталась трофейная бутылка вина. Компания поредела - паренек из ТК обещал вернуться, но исчез оставив меня с фок Йенсом и рассветным холодком наедине. Рыжий оказался неплохим собеседником, то есть умеющим вставлять нужные и короткие комментарии в мой генеральский монолог, не перебивая мое пьяное занудство своим. Мы неторопливо брели к озеру в предрассветной дымке, вдыхая почты хрусткий от легкого морозца утренний воздух и тут я как на зло вспомнил все романтичные песни. Дамы ни одной, а душа поет. Жертвой остался Берти фок Йенс, за спиной озеро, отступать ему было некуда. Задумчиво помахивая бутылкой и прикладываясь к живительной влаге, я изобразил весь репертуар, так рьяно, что подходившим с тыла троим Йенс улыбнулся " кажется вы меня спасли". Правда парень из ТК и две дамы прибыли выручать бутылку а не Берти. Дамы мне не досталось ни одной и я скромно шел со всей компанией обратно, понимая, что красноречию моему настает амба - ибо следующая стадия опьянения накрывает медным тазом язык.
Всякой прекрасной компании приходит конец, а самые стойкие ее элементы пополняют другую. Этот день я проживал как истинный светский гуляка и могу гордиться -оказался самым стойким. В награду за стойкость Леворукий одарил меня еще тремя собутыльниками, в дополнение к не оставившему меня несмотря на вокальные пытки Йенсу.
Вместе с учительницей танцев Эльфридой и двумя странными типами я предложил перебраться в свои покои и продолжить вечер за картами. То есть утро, конечно. В одном из картежников я опознал секретаря кардинала. Второго чуть было не пристрелил, но он завизжал, что тайный эсператист, а святой отец вот тут на месте отпустит ему тот грех, что он собака, талигоец. Как эсператист он в компанию допущен был, тем более, что к секретарю Вилльбуа было присмотреться нелишне. Даже пьяный думаешь.. плохо, Штефан, плохо. Надо уметь расслабляться.
Картежные посиделки, за которые меня проклинал весь дом, и которыми я отомстил матушке и братцу сотоварищи за все семейные неурядицы были восхитительны. Монах каждые пять минут прощал нам грехи и извинялся, что сейчас без рясы, так что творит непотребства все равно во славу создателя. Учитывая все грехопрощения, я страдал утром над стаканом воды безгрешный и почти святой. Секретарь Вилльбуа попискивал о тайном эсператизме каждый раз когда выигрывал, видно боялся что побьют. Эльфрида нежно грелась в моих объятиях, но карты не светила. Фок Йенс в своих шутках что-то ляпнул про Талиг. Мерзкое слово вспыхнуло в мозгу, как ожгло, и я едва не прирезал его к Леворукому. Остановило меня ощущение того, что вместо страха, этот рыжий поганец испытывает наслаждение, от того, что я на нем с ножом у горла лежу. Плюнул, выругался, засунул нож обратно в сапог и продолжил играть. Йенс не иначе в качестве мести заставил меня проигравшего пойти утром к послу Талига и сказать ему в лицо все, что я о Талиге думаю. Через круг самому Берти прилетело задание пригласить на маскараде принца Фридриха как даму.
Пьянка помогла забыться. Заснул я, разогнав сокартежников, обнимая прекрасную Фриду счастливый и спокойный. А утром меня настиг ужас сестры, заставшей в моей постели даму и жестокое похмелье, о, эта кара за рассветные сады на земле, каждому кто решит хоть нетрезвым достать до неба и разорвать порочный круг беспокойства о земном.
Часть первая. Столичная штучка и тесные штаны.
Первый вечер в Эйнрехте едва не закончился конфузом. Бриджи от красного парадного костюма оказались порядком тесноваты, то ли усохли пока я носил военную форму, то ли я располнел валяясь раненым. На обеде у кесаря я понял, что больше всего на свете хочу расстегнуть пару пуговиц, и многие части моего тела не одобряют попытки затянуть их как следует, все же не дама и к корсету не привык. Не даром я всегда говорил -столица - что тесный костюм, ни руку поднять, ни ногой дрыгнуть.
Обед у венценосного дядюшки был уныл. Я отвык от возвышенного поглощения вина в дипломатическо-дамском кругу. Это не удержало от участия в беседе про оперу, балет и национальный дриксенский стиль в искусстве. Выдали патриотичное предложение записать в балетную труппу гренадер в лосинах, а тему балета взять героическую, военную. Чтоб как в опере. Только смысл? Я бы лучше вокруг плаца трибуны построил. Пусть дамы приходят на маневры посмотреть, солдаты больше стараться будут.
читать дальшеКогда разговор о балете начал вязнуть в зубах и я хотел попросить посла гайифы показать нам несколько па, дабы мы оценили новое искусство, вошел секретарь кесаря. Вести Ригер принес хреновые. Когда услышал о смерти фельдмаршала Бруно, то так бокал вина залпом и выпил. А хотелось касеры. И бутылку. Никто здесь не знает как именно тебя потрепало, Штефан. И чем за то, что ты здесь сидишь живой платит Дриксен.
Дальше, хоть кесарь и попросил продолжать беседу будто и не было ничего, я осадил ближайшие графины с вином, и пока не осушил оба не успокоился. Да только вино это в горле застревало, как и разговоры. Особенно под взглядом талигойского посла. Если бы я умел взглядом убивать, так наизнанку бы уже его вывернул, после того, что они с Бруно сделали, сидеть с талигойцем за одним столом мерзко. Пьяным себя не чувствовал, но штормило знатно. Сказал дядюшке, что не желаю войти в историю как гость, окончивший обед под столом у кесаря. мне и правда было порядком дурно. Был счастливо отпущен и препровожден за ворота дворца Ригером, который видимо боялся, что я отказавшись закончиться под столом упаду в особо ценный кесарский куст. Ну и леший бы с кустом, главное не в розы.
Вывалившись из плена куртуазных бесед я обрел третью ногу. Спасибо прекрасной Фредерике Амади за подарок. Трость-клинок с головой змеи была великолепна сама по себе, не считая того, что для меня хромого оказалась вполне приятным оружием. Моя жизнь стала куда устойчивее. Не могу понять. что с меня этой женщине, откуда ее хорошее отношение.. неужели от увядшей так давно нежности? Я склонен забывать женщин, но не забываю добро. Однако, она сделала за эти годы для меня больше, чем я смог бы помочь в ответ.
Валяться дома моральных сил не было. После сообщения о гибели Бруно, я понял что налижусь этой ночью вдрызг, но выпил полтора литра и остался трезв. Только ноги спотыкались больше обычного, а голова как была на плечах, так и болталась трезвая. И злой трезвый внутренний голос тыкал меня носом в предательство, как кухарка тыкает котенка носом в говно. Сломался под пытками - не отговорка, мог бы и сдохнуть. Решил пойти в салон Фредерики, там явно удасться набрести на пьющую компанию и незаметно забыться.
В салоне ко мне привязался Вилльбуа. Разговоры про плен приобретали угрожающую частоту. ДА, какой то идиот раззвенел, что убегая из плена, я едва не отгрыз себе ногу, но простите, я не был в плену. Меня нашли на опушке леса, полуживого змея-подранка. Как я устал врать в глаза. Но этот явно знает больше, чем говорит. Кто взял мое кольцо? кто знает, что я был по ту сторону фронта? Что вся моя хромота и нежно-зеленый цвет лица - попытки талигойцев вывернуть мое бренное тело наизнанку? Почему бы и не Вилльбуа.. только чего он хочет? Сначала узнать. Прибить потом.
Фредерика увидела как я закипаю в разговоре с Вилльбуа и поспешила разбавить нашу компанию, как дуновение ветра в окно жарко натопленной спальни. Она была права - еще немного и я бы с пьяных глаз предложил талигойцу постреляться. Фехтовальщик из меня еще долго будет хреновый. При ней беседа покрылась плесенью куртуазности, посол Талига заскучал и удалился в поисках более безопасной жертвы для развлечений. Я остался в салоне, смотрел на танцующих, постукивал по полу тростью, говорил о ерунде с Варданом Амади, продолжил надираться и надоел всем включая Фредерику настолько, что когда тихо изчез за дверьми, никто не сожалел.
В былые годы я никогда не останавливался у матушки, а снимал этаж доходного дома. С семьей под одной крышей все одно, что на скотном дворе - топчутся, бодаются, блеют, а тут еще и Фельсенбург со своим стадом присоединился. Ни дна, в общем мне ,ни покрышки. Но сейчас выбирать увечному не приходилось, спасибо что накормили, обогрели и не особенно надоедают расспросами про здоровье. Жив я. Остальное приложится. Научился издеваться над особенно неугодившими гостями и родичами - шел впереди по лестнице, поднимаясь на каждую ступеньку в три приема . Идешь и спиной чуешь, как они сзади раздуваются от нетерпения. Ничего, господа, терпение - одна из добродетелей, вам создатель в рассветных садах зачтет.
Вечер шел своим чередом, секретарь герцогини переписывал мои дурные политические вирши, которые я строчил для матушки. Вот уж не думал, что я могу сочинять столько похабели километрами, надо было пойти писать срамные книжки для солдатского досуга, ибо драматурга и стихотплета из меня бы не вышло, а вот автор " народных" песен в самый раз. Если что " Эх, яблочко" придумал не я. Но про две трети остальных народных, вы поняли, кто виноват).
Спустился опять в гостинную, спать спьяну не хотелось хоть убейся. Подарил дамам гроздь багряноземельских фруктов, но они не одобрили и разбежались спать. Фруктов было жалко - они, несмотря на характерно неприличную форму вкусные. На веранде брат спаивал тощего паренька из ТК и какого то рыжего повесу - я такого раньше в столице не видел. Может быть, он предпочитал пить в более изысканном обществе, чем армейские. С ними пытались вернуть беседу в приличное русло Фредерика и ее помощница, Фрида. Я был пьян. Я был счастлив. Меня наконец то попустило терзаниями. Я не хотел думать о предательстве, кесаре и веревке на шее. Даже ногу дергало меньше обычного. Притащил гроздь пресловутых фруктов, предложил всем желающим, забрался в три приема на перила и удобно расположившись, наблюдал за тем, как Фредерика смущает рыжего поеданием фрукта, а мой братец неодобрительно смотрит как я покачиваюсь на насесте, с бокалом вина в руке. Балансировал я, учитывая мою координацию виртуозно. За жизнь! За жизнь, дорогие мои. Больше ничто в мире не имеет такой цены, как она проклятая. Это вам любой военный скажет. Тут каждому вздоху учишься радоваться.
Однако, и эта компания начала расползаться спать. Штефан пьяный, как известно от Штефана трезвого отличается тройной страстью к приключениям. Когда она овладела мною в полной мере, я обнаружил себя поющим середнады под окнами фрейлин моей матушки в компании того же парнишки из ТК и рыжего разгильдяя фок Йенса. Приличные песни как на зло из головы вылетели, а лезла туда всякая армейская похабень.
по полю пушки грохотали
солдаты шли в последний бой,
а молодого капитаааана
в рассол макали головой.
Появления в покоях у дам моей матушки избавило их от моих попыток облобызать очаровательную ножку и заставила нашу компанию тактически отступить на дорогу к озеру. В руках у меня осталась трофейная бутылка вина. Компания поредела - паренек из ТК обещал вернуться, но исчез оставив меня с фок Йенсом и рассветным холодком наедине. Рыжий оказался неплохим собеседником, то есть умеющим вставлять нужные и короткие комментарии в мой генеральский монолог, не перебивая мое пьяное занудство своим. Мы неторопливо брели к озеру в предрассветной дымке, вдыхая почты хрусткий от легкого морозца утренний воздух и тут я как на зло вспомнил все романтичные песни. Дамы ни одной, а душа поет. Жертвой остался Берти фок Йенс, за спиной озеро, отступать ему было некуда. Задумчиво помахивая бутылкой и прикладываясь к живительной влаге, я изобразил весь репертуар, так рьяно, что подходившим с тыла троим Йенс улыбнулся " кажется вы меня спасли". Правда парень из ТК и две дамы прибыли выручать бутылку а не Берти. Дамы мне не досталось ни одной и я скромно шел со всей компанией обратно, понимая, что красноречию моему настает амба - ибо следующая стадия опьянения накрывает медным тазом язык.
Всякой прекрасной компании приходит конец, а самые стойкие ее элементы пополняют другую. Этот день я проживал как истинный светский гуляка и могу гордиться -оказался самым стойким. В награду за стойкость Леворукий одарил меня еще тремя собутыльниками, в дополнение к не оставившему меня несмотря на вокальные пытки Йенсу.
Вместе с учительницей танцев Эльфридой и двумя странными типами я предложил перебраться в свои покои и продолжить вечер за картами. То есть утро, конечно. В одном из картежников я опознал секретаря кардинала. Второго чуть было не пристрелил, но он завизжал, что тайный эсператист, а святой отец вот тут на месте отпустит ему тот грех, что он собака, талигоец. Как эсператист он в компанию допущен был, тем более, что к секретарю Вилльбуа было присмотреться нелишне. Даже пьяный думаешь.. плохо, Штефан, плохо. Надо уметь расслабляться.
Картежные посиделки, за которые меня проклинал весь дом, и которыми я отомстил матушке и братцу сотоварищи за все семейные неурядицы были восхитительны. Монах каждые пять минут прощал нам грехи и извинялся, что сейчас без рясы, так что творит непотребства все равно во славу создателя. Учитывая все грехопрощения, я страдал утром над стаканом воды безгрешный и почти святой. Секретарь Вилльбуа попискивал о тайном эсператизме каждый раз когда выигрывал, видно боялся что побьют. Эльфрида нежно грелась в моих объятиях, но карты не светила. Фок Йенс в своих шутках что-то ляпнул про Талиг. Мерзкое слово вспыхнуло в мозгу, как ожгло, и я едва не прирезал его к Леворукому. Остановило меня ощущение того, что вместо страха, этот рыжий поганец испытывает наслаждение, от того, что я на нем с ножом у горла лежу. Плюнул, выругался, засунул нож обратно в сапог и продолжил играть. Йенс не иначе в качестве мести заставил меня проигравшего пойти утром к послу Талига и сказать ему в лицо все, что я о Талиге думаю. Через круг самому Берти прилетело задание пригласить на маскараде принца Фридриха как даму.
Пьянка помогла забыться. Заснул я, разогнав сокартежников, обнимая прекрасную Фриду счастливый и спокойный. А утром меня настиг ужас сестры, заставшей в моей постели даму и жестокое похмелье, о, эта кара за рассветные сады на земле, каждому кто решит хоть нетрезвым достать до неба и разорвать порочный круг беспокойства о земном.
-
-
23.06.2014 в 20:58Но где-то возмутительно близко.
А у меня тут две девочки живут.
Так что мало тебе досталось, дорогой братик. С учетом того, что ты лишил меня и Агату вожделенного урока танцев - слишком мало
*чешет братика за ушком*
-
-
23.06.2014 в 22:14-
-
23.06.2014 в 23:22-
-
24.06.2014 в 11:53-
-
24.06.2014 в 12:20-
-
24.06.2014 в 15:58