Часть 3 заключительная Хроника падения с препятствиями

[shirma]

Хроника падения с препятствиями
Предатель, изменник, заговорщик, но били меня не за это(с) Штефан
Это будет грустная байка – запасайтесь платками, а то сморкаться в занавески не куртуазно. Покатилась этим вечером моя звезда, как блоха за шиворот. А что еще годного ждать от вечера, который закончился дуэлью на закате. Да еще и с Шелленбергом. Видимо осколки прошлого мне в пятки будут впиваться еще долго. Вальтер нарвался, я поддержал, но каждому из нас хватило ума договориться, что стреляться будем не до смерти. Учитывая то, что было потом надо было ему в ногу стрелять, а не в руку – глава ТК должен быть хромой. Это традиция.
Фридриха секретарь матушки обещал убить во время бала. Я издергался и уже был готов сам пристрелить что одного, что другого, ждать – самое поганое. Потом пытался представить что готовит в отличие от матушки Рауль.Зная этого постреленыша блюдо будет с порохом и отдавать бомбой. Понадеялся что они просто не договорятся – мальчишки –бомбисты и матушка.. недооценил братца, который признался, что спустил все деньги на покушение, а Рейнгарда так и не шлепнули.
В посольском квартале творилось странное. Стал свидетелем попытки самоубийства Юдифи. В личные дела этой дамы я не совался, мне хватало плотской страсти, мысленно пожалел того, кому предназначалась ее страсть душевная и отошел подальше. Все таки зрелище молодой красивой женщины с недорезанным горлом не самое приятное. Докторов набежало как мух – спасут. Но поверх зашитой плоти душа то рваная на ветру как хлопала так хлопать и будет.
Недалеко от салона натолкнулся на едва не плачущего Берти и моего брата. Брат перед Йенсом извинялся. Не знаю что меня больше поразило – и Берти я привык видеть улыбающимся и брат извинения обычно засовывал туда, где солнце не светит. Мир определенно летел в тар тарары и переворачивался кверху задом.
Пытался вытряхнуть из Йенса, что произошло. Тот уперся как баран. Вот есть люди всю жизнь трактаты пишущие о философском смысле любви, есть те, кто просто пытается понять что это такое. А меня как кирпичом в голову – понял вот так, в закоулке, глядя в глаза одному мальчишке. Любишь – если чужую боль своей чувствуешь. И не иначе. Поговорить бы наедине, да где в этом проклятом городе такое возможно?!
Люди вечером стягиваются в укромные уголки как тараканы на сладкое. Тут я от отчаяния и вычудил святотатство, за которое судя по всему и получил дланью создателевой да по загривку. Тащу Йенса к Адрианклостер – вот и повод заглянуть, ведь с приезда не был там ни разу. Дела земные знаете ли обступили. Сидят там два святых отца – беседуют. Я Ламберта за спину задвинул и говорю – так и так мол, надо с человеком беседу наедине провести, а в городе все душеспасительные углы заняты. Спасите –помогите-благое дело замыслил господа, не оставьте. Отцы вздохнули , но обнаружив, что бутылок мы не тащим, а Ламберт правда носом хлюпает , сказали, что у них укромна разве что исповедальня. И то нам пора деньги брать за это, или уж тогда какие то новости вытряхивать. Я уже полез было в карман, а потом возьми да и ляпни – Запросто святой отец ,там в посольском квартале гайифцев режут. Оба отца рясы подхватили вскочили и дунули к послам, а нам остался пустынный Адрианклостер в подарок. Но как добрые эсператисты мы не стали наглеть, а скромно ушли в исповедальню.
Полутьма, свечи, терпкий с горчинкой запах, тепло живого огня. Рассказал бы, что так выворачивает душу. Но нет, молчит и ластится как котенок. А может и не в обиде создатель, за то что я любил в Адрианклостер. Не убивал же. На этом тепло в моей жизни и кончилось. Дальше потащила судьба как за конем по щебенке, только голова на ухабах подскакивает, да пустота в ней как в полковом барабане гудит.
Сидел у Фредерики дома, беседовал с ней о чем-то, очередные гайеполитические дела, она предостерегала меня ,я пытался вынырнуть из омута чужих чаяний и понять чего хочу сам. Выяснялось что ничего не хочу – пусть все закончится и я домой уеду, в армию. Вдруг женский вопль близкий к поросячьему визгу. Фридриха убили. Убили.. почему сейчас.. почему так вот просто на веранде… и свидетельница видевшая секретаря матери.. вот ведь… завертелось. Крутись-вертись мельница, кто посыпется в жернова?
Вопли. Беготня. Требование Рейнгарда разойтись по домам. Если ему правда был дорог принц, то сейчас ему дурно. А держится. Есть за что уважать недобитка, от бомбы ушел, от мести ушел, а сердце тебе вырвали барон. И я теперь могу представить как это больно. Говорю о пустом с Берти и еще кем то, потом захожу в дом, где улыбаются, пьянея от скорбной радости мать и брат. Кровь она такая, от нее или тошнит, или пьяным делаешься, шумит в висках – бей.. ату его. Ждали ждали дождались. Жили у бабуси два веселых гуся, один старший другой младший, слушались бабусю… Бабусе сейчас не до меня, решают куда бросить бомбу, чтобы Рейнгард нашел и подумал то, что надо для дела. Да хоть съешьте ее.. что теперь… Представил матушку, поливающую клубничным соусом детали бомбы, то, как она тонкой десертной ложкой пробует окутанную взбитыми сливками корявую железку. Взял на кухне кулек конфет, вынести тем, с кем болтал. Подсластить унылую болтовню, о том, что с нами теперь будет.
А на выходе меня уже ждал капитан гвардии Ландольф. Приказ говорит, кесаря, на арест Штарквинда. Пожимаю плечами – какого? Он выдает – младшего. Усмехаюсь. Протягиваю гвардейцам кулек – конфет хотите? Они переглядываются, и порядком в шоке. Не ожидали, вояки? Нет, я не буду играть в героя и прорываться с боем на окраины. Мотают головами, мол нет спасибо. Неудобно есть при исполнении? Зря, ребята. Конфеты вкусные. Прошу разрешения положить кулек на место, возвращаюсь, отдаю кинжал и иду за ним в ТК. В спину уже слышу вопль матушки. Не оборачиваюсь. Надо было оставить конфеты себе…
В тайной канцелярии пусто и темно… все будто бы нарочно разбежались. Я ожидал допросов, пыток, переговоров. Пустота. Неизвестность. Вот там, за окнами что то происходит, а ты тут как суслик из пресловутой байки про перепившего бойца. Вы видите суслика? А он есть… Вот тут я и решил учинить дебош. Вокальные данные у меня ниже среднего, а тут широкое поле для деятельности и гулкие тюремные стены. Я вспомнил все известные мне песни, от романтических, до похабных. Наверное по-этому ко мне пускали посетителей, ведь не пою же когда разговариваю. Пришла Фредерика. Рассказала что творится снаружи. Заговорщики выступили.. надо же, сам того не желая стал катализатором. Брат мой тоже где то в камерах болтается. Жду Йенса. Очень хочется зарыться носом в рыжие кудри и забыть на мгновение обо всем. Тут тюрьма, а не дворец, желания твои, Штефан, никого не волнуют. Из ТК выпустили не скоро, но внезапно. Видимо за плоъое поведение, и то как мешал спать бравым тайным канцеляристам. Брат совсем в этом заключении поехал рассудком, посмел потащить меня за шиворот, за что получил не отходя от канцелярии прямо во дворе. Пусть не смеет на меня орать. Пусть он герцог, но гусь свинье не товарищ. А мне хотелось вовсе провалиться. Я дождался Ламберта. Только чтобы узнать о том, что он стучал на меня в канцелярию. Да провались он вместе с канцелярией в закатную задницу…
Переворот помню смутно. Толпа народа в нашем особняке. Гудрун. Бледный как саван покойника Айзенрехт. Налетевший на меня с кулаками Рауль, который избил за все возможные допросы ТК, просто так, даже не сообщив чего его так сорвало. Когда его наконец от меня оторвали, я понял, что без палки больше не ходок. Но это не особенно сильно укололо. Не хотел давать присягу Гудрун. Было противно. Видимо из чувства, что с братом даже в одно дерьмо не встану. Она просила меня сама. Думал.. и на самом деле, если сейчас уйду в сторону уже погибшие мальчишки выйдет что погибли зря.. а ******* он овсе конем. В пять утра очень сложно произнести « Гудрун Зильбершванфлоссе» и еще сложнее встать на колено. Но я поклялся. А потом, когда победили, когда при аресте погиб кесарь, я ушел от шумного многолюдья и долго смотрел на небо. Рассвет над Дриксен стер с него все звезды.