Нейсмит - это маленькая дрянь с мозгом, укрощать бессмысленно, пороть поздно (с)
«Человек без эмоций – вот кого следует опасаться по настоящему» (с) барон Владимир Харконен «Дюна»
Для меня игра была про цену. У каждого есть своя цена и не всегда в деньгах, но всегда есть. И у меня есть, глупо заворачиваться в белый плащ и сравнивать себя со святыми. Святые по дорогам в рубище ходят и проповедуют.
Отто Дорнхоф, сын художника и младшей сестры нынешнего бургомистра. Фройлен Диттель любила все красивое. Мужа тоже нашла под стать, семья была против, но девица вышла замуж раньше, чем они успели опомниться. Семейство Диттель накладывает отпечаток фамильной пронырливости и на девиц.
Бургомистр племянника не любил заочно. Как его непутевого отца истратившего жизнь на краски. Как свою восторженную сестрицу, пришедшую после смерти мужа от чахотки жить к брату. С десятью талерами в кармане и ребенком. Будто дел других нет у Маттиаса как кормить ее.
Отто отвечал дяде взаимностью. Чувство опасности не подводит. Если ты кому то не нужен, значит легко пустить в расход. Учиться на юриста его потащили друзья – компания шумная и веселая. Отто всегда больше любил делать чем говорить, поэтому появился манифест четверых. Немецкий студент который не пьет пиво и не бузит – недоразумение. Друзья тоже пили, переворачивали столы и мечтали о свободе волеизъявления граждан в Госларе. Отто тоже мечтал – что сможет говорить в лицо дяде что хочет. Как равный. Документ составили, торжественно обмыли, дали несколько громких клятв, а потом революционный пыл накрылся медным тазом. То есть экзаменами.
Кто знал, как эта бумага попала к членам магистрата… одна первая строка уже давала право отослать всех добывать серебро во славу Гослара. Не отправили. Ланге уже был адвокатом города. Вильдбок стал духовным лицом. У Вольгаста было слишком много денег чтобы не выплыть даже если бы он проповедовал на площади о том, что Бога нет. Отто повезло меньше –из университета выгнали. Дома его не ждали – дядя прозрачно намекнул, а повторять дважды не стоит. Когда Отто протрезвел после поминок по юридическому будущему и пошел к вербовщику. Им всегда нужны руки – отрывать головы туркам трудное дело.
Шесть лет солдатом в Венгрии научили предчувствовать опасность. Оценивать опасность. Уклоняться от опасности. И наносить точный удар. А еще выбили эмоциональность - мы ведь боимся трех вещей. Все мы. Умереть. Умереть долго и мучительно. Умереть позорно. Война или убивает или ставит тебя на грань этих страхов столько раз – что превращает их в рутину. Есть те, кто упивается жестокостью. Есть те, кто упивается властью. Но выживет на войне один – тот, кто не теряет голову. Не теряй голову, Отто. Остальное приложится.
С войны Дорнхофа принесли. Не особенно ожидали, что выживет, но путешествие перетерпел, а в родном городе совсем отлежался. Спасибо другу Вольгасту. Какой бы он ни был шумный… Бургомистр обратил внимание на то, что блудный племянник вернулся. Обратно Отто не отослали – после выздоровления он занял место дознавателя. С одной стороны Ланге – с другой Вильдбок. Жить можно. Правда иногда улыбаешься – посадил ты меня дядюшка в тюрьму. Не так так эдак. Работа Отто нравилась- складывать мозаику и получать ответы. Чувствовать правду и ложь. Делать нужно городу дело. Без громких слов нужное.
С убийством Фромма обрушился поток дел. Не Вольгаст – слишком громко он кричал о возмездии, не дурак чтобы после ставить на нож. Не Ламм – этот юноша упадет в обморок поднеси ему старые портянки. От вида крови он бы лег в канаву рядом с трупом. Майер? Кристоф Майер с Ламмом два сапога туфли.. с бантиками, прости господи. Майер старший? Это уже интересно, учитывая письма о том, что младший Майер сын покойного Фромма. Доктор робкий человек – но такие за обиду могут мстить. Обида маленького человека бывает кровавой. Проверить. Экономка-передай-дальше тоже вызывает подозрение. Когда женщина причитает, а глаза холодные.. и бегают… не так ты чувствительна как хочешь казаться, фрау Танненвальд.
Мартин приводит и уводит людей на допрос. У нас порядок, но пачка бумаги никак не укладывается в отчет для Ланге. Я начинал отчет четыре раза. Приходят люди и задают вопросы. Взял у Вольгаста сорок талеров на подкуп почтмейстера, от него не убудет, для его же освобождения стараемся. Думаем, складываем, собираем доказательства. Вильдбок и его жена умеют собирать сведения не хуже дознавателей.. жаль что Грета женщина.
Приходит говорить Анненбург. Хочу ли я свободы? Конечно, хочу. Но поверьте, если у магистрата нашелся способ избавиться от городского совета, то любые вольности данные аристократом, могут накрыться войсками герцога. Когда над тобой есть чья та власть, оно всегда так. Солнце далеко, но может обжечь не хуже огня в очаге.
Много работы. Здесь не до политики. Найти бы кто убил Фромма. Основная версия – экономка по сговору с Майером-старшим. Что-то явно знает учитель танцев Боклафа – есть свидетельство, что он отвозил тело. В три часа ночи заснул носом в отчет Ланге. Проснулся –ушел спать.. на улице орали пьяные горожане в трактире. Надо принести кровать в дознавательскую – в тюрьме тихо.
Меняем одних заключенных на других – колесо делает поворот и под ним хрустят кости. Уже убитых и тех, кто еще только поскользнулся. Прошу разрешить пытки – втом что эти люди причастны к делу сомнения нет.
Все в жизни стало кратким как протоколы допросов.
Разговор с бургомистром – он выкладывает на стол манифест. Смотрю. Улыбаюсь. – Эта бумага может отправить меня на рудники прямо сейчас. Вы этого хотите? Нет? Тогда я уже заплатил кровью за каждое слово в этой бумаге. Это оплаченные дела, переложите их в архив. Или считаете, что набежали проценты? Отпустил. Не считает.
Попытка объявить город банкротом, ругань с гильдией оружейников. Как только есть возможность – ухожу, чтобы продолжить дознание – большая политика не то, в чем я разбираюсь. Хотя… когда распутываешь сети из ниток, можно взяться и за сети из золота… суть та же – дерни за веревочку, куда хвостик тянется?
Адельхайд фон Декен.. волнующая женщина. В ней темная страсть, как крепкое вино. Пьянеешь и не сразу находишь голову. Мне обещали любовь. Мне обещали две тысячи талеров. Как же ей хочется поставить тонкий каблучок на голову бургомистра. Чувствую себя предметом. Лишенным души. Хоть и не я продавал ее алхимику за бессмертие. Я верю в одни вид бессмертия – чугунным памятником на площади. А их ставят редко и не тем, кто гонится за киноварью и Великим Деланием. У Фемиды в руках весы. Следующий разговор с дядей – и взвесим, его презрение и мое. А посередине я положу нож.
Есть два пути, оба поганые, что бы ты сделал на моем месте? – Рассказываю что. Философские прения оставим университету. Я бы конфисковал имущество Фромма и Боклафа. Свидетельства о предательстве и растратах есть. Впервые дядя слушает меня и удивляется. Ты просто не пробовал задавать конкретные вопросы.
В середине допроса с пристрастием врывается Анненбург, со скандалом и бургомистром. Меня возят мордой по столу, рассказываю как позорю город и некомпетентен. Это эмоции. Если убрать – ему просто надо вести это дело самому. Что за дело герцогу до убитого?
Отдаю бумаги, отдаю улики. Ухожу, оттираю кровь с рук. Пусть пачкается. Пусть складывает. Теперь это просто –, а выводы.. зачем тебе выводы тупого дознавателя? Это свобода по вашему? Пусть твой герцог идет в твой победоносный зад.
Грета Вильдбок берет меня за руку, я еще не успокоился от ярости, которая туманила разум из-за отобранного дела. Плачет, рассказывает, что она взяла тогда манифест и отдала Боклафу. Я знаю - ее шантажируют. Я подозревал в этом деле уши Ланге. Нет? Хорошо. Дело прошлое. Сейчас есть куда более отвратительные дела. Здесь и сейчас. Жить прошлым война отучает, Грета. Ты жив сегодня, значит Бог любит тебя. Или ты ему еще зачем то нужен.
Каждый раз когда вижу фрау Фон Декен, понимаю что спокойствие достается большой ценой. Я хотял бы быть я ней рядом. Это женщина и оружие одновременно. Но она не моя. Как бывает берешь саблю и понимаешь – не по руке.. это оружие для другой манеры боя.. другой ладони. И вместе с тем то, которым бы я хотел владеть. Думаю о женщине как о лезвии в парчовых ножнах, что у самой рукояти украшено рубинами… отец оставил мне странные мысли в наследство.
Разговор за закрытыми дверями в зале заседаний магистрата. Сколько мы должны? Предлагаю написать приказ о деньгах которые были конфискованы у арестованного. Отдаю свои. Проверяю. Интересно говорить в глаза человеку, имеющему власть над тобой, что тебе заказали его голову. 2000 талеров для города. Без эмоций. Готовы ли мы на этот риск? Пока нет. Хорошо. Думаем дальше. Забавный вышел разговор. Я погладил рукоять ножа за голенищем. Сейчас время не крови, а золота. Сколько же я стою? Не две тысячи талеров. Не любви о которой поют на улицах. Не свободы собираться и говорить. Мы больше похожи герр бургомистр, чем вам казалось. Что за оружие вы случайно выковали из кисточки художника?
Суд не имеет значения. Как они выбили из этой женщины признание, как оставили е безнаказанной. Не она первая, кто вышел сухим из воды имея покровителей с деньгами. Это может волновать, но не прекратится вовеки, покуда люди не станут ангелами небесными. Город вытащился из банкротства. Главный возмутитель спокойствия заседает в магистрате. Пять тысяч талеров… да, дядя прав, Вольгаст стоит пяти тысяч. Теперь он может ратовать о благе города не целуя герцогских рук. Но кто знает, когда его авантюра обернется ножом в спине? Герцоги обидчивые твари.
Дядюшка говорит что проверял, это милое оправдание, но Бог ему судья. Не верю – просто ты увидел дальше носа. И пришлось переоценить меня как старую шахту, в которой нашли золото.
Смотрю на украшенное синяками лицо Сибиллы Ланге. Бертольд… близко подошел к краю жизни. Бог решит кто прав, кто виноват. Не встревать в разговор - поединок чести – дело на двоих. По шуму за дверью понимаю что там происходит. Удивил бургомистр. Удержал меня. Опасался за мою жизнь. Я знаю кто убил Ланге. Вопрос о том насколько нам нужна правда насколько Вольгаст оставим на потом. На раскрытие дела еще есть время.
Разговор с Адельхайд. Сколько ненависти, как жгучее южное солнце, рядом – и ощутимо больно. Не моя ненависть. Понимаю, почему ты подошла так близко, я похож на дядюшку в юности. Красиво бы вышло… тень прошлого, руки несущие смерть ради любви. Но я был прав – от любви здесь тоже только тень. Ты права, наши души такие какие есть, но теперь ты просишь меня спасти душу попавшей в беду невинной женщины. Их много в тюрьме. Спасти труднее чем отнять, такому как я уж точно. Я люблю сложные задачи.
Эмоции делают мужчину слабым, а женщину сильной. Не моя ненависть. Вдох. Выдох. Но если она может так ненавидеть, господь Всемогущий, как бы она любила…
Для меня игра была про цену. У каждого есть своя цена и не всегда в деньгах, но всегда есть. И у меня есть, глупо заворачиваться в белый плащ и сравнивать себя со святыми. Святые по дорогам в рубище ходят и проповедуют.
Отто Дорнхоф, сын художника и младшей сестры нынешнего бургомистра. Фройлен Диттель любила все красивое. Мужа тоже нашла под стать, семья была против, но девица вышла замуж раньше, чем они успели опомниться. Семейство Диттель накладывает отпечаток фамильной пронырливости и на девиц.
Бургомистр племянника не любил заочно. Как его непутевого отца истратившего жизнь на краски. Как свою восторженную сестрицу, пришедшую после смерти мужа от чахотки жить к брату. С десятью талерами в кармане и ребенком. Будто дел других нет у Маттиаса как кормить ее.
Отто отвечал дяде взаимностью. Чувство опасности не подводит. Если ты кому то не нужен, значит легко пустить в расход. Учиться на юриста его потащили друзья – компания шумная и веселая. Отто всегда больше любил делать чем говорить, поэтому появился манифест четверых. Немецкий студент который не пьет пиво и не бузит – недоразумение. Друзья тоже пили, переворачивали столы и мечтали о свободе волеизъявления граждан в Госларе. Отто тоже мечтал – что сможет говорить в лицо дяде что хочет. Как равный. Документ составили, торжественно обмыли, дали несколько громких клятв, а потом революционный пыл накрылся медным тазом. То есть экзаменами.
Кто знал, как эта бумага попала к членам магистрата… одна первая строка уже давала право отослать всех добывать серебро во славу Гослара. Не отправили. Ланге уже был адвокатом города. Вильдбок стал духовным лицом. У Вольгаста было слишком много денег чтобы не выплыть даже если бы он проповедовал на площади о том, что Бога нет. Отто повезло меньше –из университета выгнали. Дома его не ждали – дядя прозрачно намекнул, а повторять дважды не стоит. Когда Отто протрезвел после поминок по юридическому будущему и пошел к вербовщику. Им всегда нужны руки – отрывать головы туркам трудное дело.
Шесть лет солдатом в Венгрии научили предчувствовать опасность. Оценивать опасность. Уклоняться от опасности. И наносить точный удар. А еще выбили эмоциональность - мы ведь боимся трех вещей. Все мы. Умереть. Умереть долго и мучительно. Умереть позорно. Война или убивает или ставит тебя на грань этих страхов столько раз – что превращает их в рутину. Есть те, кто упивается жестокостью. Есть те, кто упивается властью. Но выживет на войне один – тот, кто не теряет голову. Не теряй голову, Отто. Остальное приложится.
С войны Дорнхофа принесли. Не особенно ожидали, что выживет, но путешествие перетерпел, а в родном городе совсем отлежался. Спасибо другу Вольгасту. Какой бы он ни был шумный… Бургомистр обратил внимание на то, что блудный племянник вернулся. Обратно Отто не отослали – после выздоровления он занял место дознавателя. С одной стороны Ланге – с другой Вильдбок. Жить можно. Правда иногда улыбаешься – посадил ты меня дядюшка в тюрьму. Не так так эдак. Работа Отто нравилась- складывать мозаику и получать ответы. Чувствовать правду и ложь. Делать нужно городу дело. Без громких слов нужное.
С убийством Фромма обрушился поток дел. Не Вольгаст – слишком громко он кричал о возмездии, не дурак чтобы после ставить на нож. Не Ламм – этот юноша упадет в обморок поднеси ему старые портянки. От вида крови он бы лег в канаву рядом с трупом. Майер? Кристоф Майер с Ламмом два сапога туфли.. с бантиками, прости господи. Майер старший? Это уже интересно, учитывая письма о том, что младший Майер сын покойного Фромма. Доктор робкий человек – но такие за обиду могут мстить. Обида маленького человека бывает кровавой. Проверить. Экономка-передай-дальше тоже вызывает подозрение. Когда женщина причитает, а глаза холодные.. и бегают… не так ты чувствительна как хочешь казаться, фрау Танненвальд.
Мартин приводит и уводит людей на допрос. У нас порядок, но пачка бумаги никак не укладывается в отчет для Ланге. Я начинал отчет четыре раза. Приходят люди и задают вопросы. Взял у Вольгаста сорок талеров на подкуп почтмейстера, от него не убудет, для его же освобождения стараемся. Думаем, складываем, собираем доказательства. Вильдбок и его жена умеют собирать сведения не хуже дознавателей.. жаль что Грета женщина.
Приходит говорить Анненбург. Хочу ли я свободы? Конечно, хочу. Но поверьте, если у магистрата нашелся способ избавиться от городского совета, то любые вольности данные аристократом, могут накрыться войсками герцога. Когда над тобой есть чья та власть, оно всегда так. Солнце далеко, но может обжечь не хуже огня в очаге.
Много работы. Здесь не до политики. Найти бы кто убил Фромма. Основная версия – экономка по сговору с Майером-старшим. Что-то явно знает учитель танцев Боклафа – есть свидетельство, что он отвозил тело. В три часа ночи заснул носом в отчет Ланге. Проснулся –ушел спать.. на улице орали пьяные горожане в трактире. Надо принести кровать в дознавательскую – в тюрьме тихо.
Меняем одних заключенных на других – колесо делает поворот и под ним хрустят кости. Уже убитых и тех, кто еще только поскользнулся. Прошу разрешить пытки – втом что эти люди причастны к делу сомнения нет.
Все в жизни стало кратким как протоколы допросов.
Разговор с бургомистром – он выкладывает на стол манифест. Смотрю. Улыбаюсь. – Эта бумага может отправить меня на рудники прямо сейчас. Вы этого хотите? Нет? Тогда я уже заплатил кровью за каждое слово в этой бумаге. Это оплаченные дела, переложите их в архив. Или считаете, что набежали проценты? Отпустил. Не считает.
Попытка объявить город банкротом, ругань с гильдией оружейников. Как только есть возможность – ухожу, чтобы продолжить дознание – большая политика не то, в чем я разбираюсь. Хотя… когда распутываешь сети из ниток, можно взяться и за сети из золота… суть та же – дерни за веревочку, куда хвостик тянется?
Адельхайд фон Декен.. волнующая женщина. В ней темная страсть, как крепкое вино. Пьянеешь и не сразу находишь голову. Мне обещали любовь. Мне обещали две тысячи талеров. Как же ей хочется поставить тонкий каблучок на голову бургомистра. Чувствую себя предметом. Лишенным души. Хоть и не я продавал ее алхимику за бессмертие. Я верю в одни вид бессмертия – чугунным памятником на площади. А их ставят редко и не тем, кто гонится за киноварью и Великим Деланием. У Фемиды в руках весы. Следующий разговор с дядей – и взвесим, его презрение и мое. А посередине я положу нож.
Есть два пути, оба поганые, что бы ты сделал на моем месте? – Рассказываю что. Философские прения оставим университету. Я бы конфисковал имущество Фромма и Боклафа. Свидетельства о предательстве и растратах есть. Впервые дядя слушает меня и удивляется. Ты просто не пробовал задавать конкретные вопросы.
В середине допроса с пристрастием врывается Анненбург, со скандалом и бургомистром. Меня возят мордой по столу, рассказываю как позорю город и некомпетентен. Это эмоции. Если убрать – ему просто надо вести это дело самому. Что за дело герцогу до убитого?
Отдаю бумаги, отдаю улики. Ухожу, оттираю кровь с рук. Пусть пачкается. Пусть складывает. Теперь это просто –, а выводы.. зачем тебе выводы тупого дознавателя? Это свобода по вашему? Пусть твой герцог идет в твой победоносный зад.
Грета Вильдбок берет меня за руку, я еще не успокоился от ярости, которая туманила разум из-за отобранного дела. Плачет, рассказывает, что она взяла тогда манифест и отдала Боклафу. Я знаю - ее шантажируют. Я подозревал в этом деле уши Ланге. Нет? Хорошо. Дело прошлое. Сейчас есть куда более отвратительные дела. Здесь и сейчас. Жить прошлым война отучает, Грета. Ты жив сегодня, значит Бог любит тебя. Или ты ему еще зачем то нужен.
Каждый раз когда вижу фрау Фон Декен, понимаю что спокойствие достается большой ценой. Я хотял бы быть я ней рядом. Это женщина и оружие одновременно. Но она не моя. Как бывает берешь саблю и понимаешь – не по руке.. это оружие для другой манеры боя.. другой ладони. И вместе с тем то, которым бы я хотел владеть. Думаю о женщине как о лезвии в парчовых ножнах, что у самой рукояти украшено рубинами… отец оставил мне странные мысли в наследство.
Разговор за закрытыми дверями в зале заседаний магистрата. Сколько мы должны? Предлагаю написать приказ о деньгах которые были конфискованы у арестованного. Отдаю свои. Проверяю. Интересно говорить в глаза человеку, имеющему власть над тобой, что тебе заказали его голову. 2000 талеров для города. Без эмоций. Готовы ли мы на этот риск? Пока нет. Хорошо. Думаем дальше. Забавный вышел разговор. Я погладил рукоять ножа за голенищем. Сейчас время не крови, а золота. Сколько же я стою? Не две тысячи талеров. Не любви о которой поют на улицах. Не свободы собираться и говорить. Мы больше похожи герр бургомистр, чем вам казалось. Что за оружие вы случайно выковали из кисточки художника?
Суд не имеет значения. Как они выбили из этой женщины признание, как оставили е безнаказанной. Не она первая, кто вышел сухим из воды имея покровителей с деньгами. Это может волновать, но не прекратится вовеки, покуда люди не станут ангелами небесными. Город вытащился из банкротства. Главный возмутитель спокойствия заседает в магистрате. Пять тысяч талеров… да, дядя прав, Вольгаст стоит пяти тысяч. Теперь он может ратовать о благе города не целуя герцогских рук. Но кто знает, когда его авантюра обернется ножом в спине? Герцоги обидчивые твари.
Дядюшка говорит что проверял, это милое оправдание, но Бог ему судья. Не верю – просто ты увидел дальше носа. И пришлось переоценить меня как старую шахту, в которой нашли золото.
Смотрю на украшенное синяками лицо Сибиллы Ланге. Бертольд… близко подошел к краю жизни. Бог решит кто прав, кто виноват. Не встревать в разговор - поединок чести – дело на двоих. По шуму за дверью понимаю что там происходит. Удивил бургомистр. Удержал меня. Опасался за мою жизнь. Я знаю кто убил Ланге. Вопрос о том насколько нам нужна правда насколько Вольгаст оставим на потом. На раскрытие дела еще есть время.
Разговор с Адельхайд. Сколько ненависти, как жгучее южное солнце, рядом – и ощутимо больно. Не моя ненависть. Понимаю, почему ты подошла так близко, я похож на дядюшку в юности. Красиво бы вышло… тень прошлого, руки несущие смерть ради любви. Но я был прав – от любви здесь тоже только тень. Ты права, наши души такие какие есть, но теперь ты просишь меня спасти душу попавшей в беду невинной женщины. Их много в тюрьме. Спасти труднее чем отнять, такому как я уж точно. Я люблю сложные задачи.
Эмоции делают мужчину слабым, а женщину сильной. Не моя ненависть. Вдох. Выдох. Но если она может так ненавидеть, господь Всемогущий, как бы она любила…
